Шантаж

В возрасте трех с половиной лет я подверглась грубому шантажу. В роли шантажиста выступал родной брат Валера, который, заметьте, старше меня на 18 лет. Шантаж был на лингвистической почве  (не этот ли стресс определил мою будущую профессию?). Меня волновало услышанное в детском саду непонятное и казавшееся чрезвычайно красивым слово из пяти букв. Оно так было похоже на слово «звезда» и представлялось навеянным музыкой сфер. Слово было громко и с гордостью предъявлено брату на крымском пляже. Он же сделал большие глаза и принялся натурально меня запугивать, угрожая  все рассказать родителям. Я не поняла, конечно, чего ж такого ужасного сказала, но страшно испугалась, чем Валерка и пользовался все время нашего отдыха. Стоило мне начать к нему приставать, как он тут же напоминал про «страшное слово».

Когда спустя много лет я рассказала маме эту историю, она посмеялась и поведала мне в утешение о том, как лет примерно в шесть Валера прибежал со двора с воплями:

– Мама, мама, Вовка Тупицын матом ругается!

– Какой ужас! Что же он говорит?

– Он сказал «сопли»!

 

Няня

У нас с Пушкиным много общего: он кудрявый и я кудрявая, у него была няня, и у меня была, он своей предлагал с горя выпить, а моя  так делала это регулярно. А еще она носки толстые вязала, и шила мне одежку для кукол, и была вся такая кругленькая и ужасно уютная. 

Работала она у нас за сущие копейки, а также за кров и стол, все по причине склонности «к чувственному наслаждению пиянства». Долгие годы папа рассказывал страшную историю про мой первый день рождения. 24 декабря, мороз соответствующий, но меня в коляске и меховом конверте отправляют с няней погулять до прихода гостей. И вот уж все давно собрались, а именинницы все нет, и папа одевается, чтобы идти искать нас с няней на улице, открывает дверь квартиры и видит: сидит моя Софья Михайловна на верхней ступеньке лестницы и спит, привалившись к перилам, а я в своем конверте лежу рядом, прямо на полу, и тоже благополучно сплю! Понятное дело, хотели после этого Софью выгнать, но она буквально в ногах у родителей валялась, плакала, говорила, что идти ей некуда, она старая – а было ей что-то в районе 70-ти – и одинокая, и что больше такого не повторится. Короче, пожалели, оставили, тем более, что тогда очень трудно было найти няню.

Но следующий скандал я уже сама хорошо помню, мне четыре года было. Папа привез из Москвы какой-то дорогущий коньяк и, чтобы Софья Михайловна до него не добралась, поставил коробку на книжный стеллаж, под самый потолок, а это без малого 3 метра. Коньяк берегли к папиному дню рождения, и вот, когда в самый день папа за ним полез, нянька опять – бух на колени: «Ой простите, простите меня, дуру старую!» Оказалось, что в бутылке… чистый чай. Так вот зачем моя низкорослая нянечка неоднократно ставила стул на стул и забиралась на эту верхотуру! И на этот раз простили.

Вообще, Софья старалась держаться, и у нее случались довольно продолжительные «сухие» периоды, но иногда становилось, вероятно, совсем уж невмоготу, и тогда она рвалась из дому «мусор выбросить». «Так выносили же недавно». «Нет, из ведра воняет!» –  хвать ведро с крышкой и на улицу. Возвращается и вместе с ведром запирается в туалете, а уж оттуда вываливается просто «вдугаря», потому что под крышкой-то была бутылка портвейна спрятана. Как сейчас, помню: лежит она посреди кухни на полу, спит, а я хожу вокруг и уговариваю накрыть ее одеялом, ведь няне же холодно! А потом Софья Михайловна внезапно вышла замуж и уехала от нас, а я долго плакала. Я очень любила ее, свою няню.

© lenablumina

Конструктор сайтов - uCoz